top of page

НОЧЬ ПЕРЕД РОЖДЕСТВОМ, пьеса Михаила Цитриняка по повести Н.В.Гоголя, музыка Бориса Кинера

«Бывает, чем дольше знаешь человека, тем хуже для вас обоих. Но тут случай обратный — с Мишей Цитриняком я знаком лет эдак двадцать,

чуть меньше с Борисом Кинером, а видеть их, слушать их песни — доставляет все большее удовольствие.»

В. Шендерович

Пьеса М. Цитриняка по повести Н. В. Гоголя

Стихи А. Боссарт и И. Иртеньева

Музыка Б. Кинера

Действующие лица:

Вакула
Оксана
Пацюк
Фома Фомич, он же Чуб
Тётка Наталья
Кум
Царица Екатерина
Вельможа
Дворецкий
Дьячиха
Казаки, казачки, запорожцы, фрейлины.

Каждый актёр может исполнять несколько ролей.

С разных сторон на сцену выходят актёры. Они выносят, вытаскивают и выкатывают декорации и аксессуары.

Тихо-тихо в ночь, эх,
Да святую!
Всяку нечисть — прочь, эх!
Подчистую!

На Диканьке чтой-то бес
Эх, шалит, поганый!
А ну гони его с небес, ух!
Ишь, отродье чертово!

Тихо-тихо в ночь, эх,
Да святую!
Всяку нечисть прочь — эх!
Подчистую!

Гоголь-моголь много врал,
Ой, все строчил в тетрадку!
Да будто месяц черт украл, ну!
Так мы и поверили!

Тихо-тихо в ночь, эх,
Да святую!
Всяку нечисть прочь — эх,
Подчистую!

Только скучно без вранья —
Ой, точно без горилки!
Как подымешься с ранья — ну,
Надо бы приврать чуток!

Если хочешь под венец —
Верная примета:
Схватишь чёрта за рога —
Будет суженый к весне!

Тихо-тихо в ночь, эх,
Да святую!
Всяку нечисть — прочь, эх!
Подчистую!

Звезд алмазный хоровод —
Эх, спаси-помилуй!
Христос родится ну, вот-вот — да!
Поцелуемся, кума!

Тихо-тихо в ночь, эх,
Да святую!
Всяку нечисть прочь — эх,
Подчистую!

Сад под снегом, как в цвету,
Эх, в белом полушалке…
Ну, до чего же в ночь святу, ой,
На Диканьке весело!

На сцене: белая стена хаты, несколько бочек, колодец. На бочках и колодце сидят, а вдоль плетня стоят казаки и казачки.

КАЗАК. Ну, расскажи про кузнеца, дядя Фома…
ФОМА ФОМИЧ. Ну, хлопцы!..
ВТОРОЙ КАЗАК. Расскажи, дядя Микола!
СТАРЫЙ КАЗАК. Да чего рассказывать? Почитай каждый год рассказываем!
КАЗАЧКИ. Ну, расскажите!!
ФОМА ФОМИЧ . Да вы, небось, и сами наизусть уже знаете эту историю…
КАЗАК. Знаем, знаем, а ты всё равно расскажи!
КАЗАЧКИ. Расскажи, дядя Фома! Дядя Микола, расскажи!
ФОМА ФОМИЧ. Ну, да Бог с вами… Я вижу много тут казаков да казачек, которые, вроде бы, и не слыхали…
КАЗАКИ И КАЗАЧКИ. (показывают на зрительный зал) Много, много! Вон сколько!! Расскажите!!!
ФОМА ФОМИЧ. Ну, так слушайте! Кузнец Вакула…
СТАРЫЙ КАЗАК. Этот самый кузнец Вакула…

На сцену выходит Тётка Наталья. Она выносит бельё и развешивает его на плетень.

ТЁТКА. Чур, меня, чур! Нашли кого к ночи поминать - кузнеца! Что он, что мать его, Солоха – у-у-у ведьма, одним миром мазаны! Кто не знает, что он с самим чёртом дружбу водил?!
СТАРЫЙ КАЗАК. А я говорю — ни!
ТЁТКА. А я говорю — да!
СТАРЫЙ КАЗАК. А я говорю — ни!
ТЁТКА. А я говорю — да!
СТАРЫЙ КАЗАК. А я говорю — ни!
ТЁТКА. А я говорю — да! (Уходит.)
СТАРЫЙ КАЗАК (кричит вслед). А я говорю — кузнец был богобоязливый человек и с чёртом был не в ладах потому, что писал часто образа святых. (Казакам.) Я говорю — ни! Она говорит — да! Я говорю — ни! Она говорит — да! (Его успокаивают.) Он, вообще слыл лучшим живописцем во всём околотке. Сам тогда ещё здравствовавший сотник…
ФОМА ФОМИЧ. Левко!
СТАРЫЙ КАЗАК. …Левко! Вызывал его в Полтаву выкрасить дощатый забор около его дома. Все миски, из которых Диканьские казаки хлебали борщ, были размалеваны кузнецом…
ФОМА ФОМИЧ. Но особливо кузнец гордился одной картиной, в которой изобразил он святого Петра в день страшного суда, с ключами в руках, изгонявшего из ада злого духа: испуганный чёрт метался во все стороны, предчувствуя свою погибель, а заключенные прежде грешники били и гоняли его кнутами, поленами и всем, чем ни попало.

На сцену выходит Тётка Наталья, выносит очередную бадью белья.

ТЁТКА. Что же тогда он взялся кузнецу помогать? Да ещё перед самым святым Рождеством!.. Нет, вы только послушайте: Вакула — богобоязливый человек! Вакула — богобоязливый человек!!
СТАРЫЙ КАЗАК. А я говорю — да!
ТЁТКА. А я говорю — ни!
СТАРЫЙ КАЗАК. А я говорю — да!
ТЁТКА. А я говорю — ни!
СТАРЫЙ КАЗАК. А я говорю — да!
ТЁТКА. А я говорю — ни! (Уходит)
СТАРЫЙ КАЗАК (кричит вслед). Вот дура-баба! Да не помогать, а совсем наоборот! Ведь с той поры, как Вакула нарисовал эту самую икону, чёрт поклялся мстить кузнецу! (Казакам) Нет, я говорю — да! Она говорит — ни! Я говорю — да! Она говорит — ни!..
ФОМА ФОМИЧ (перебивает). И в эту ночь он выискивал чем-нибудь выместить на кузнеце свою злобу. И для этого он решился украсть месяц…
А ночь была…
КАЗАК ВАКУЛА (как бы цитируя много раз слышанное). А ночь была зимняя, ясная… Верно, дядя Фома? Верно, дядя Микола?
ФОМА ФОМИЧ (смеясь). Верно!
КАЗАК ВАКУЛА. Последний день перед рождеством прошёл. Глянули звёзды. Так было тихо, что скрып мороза под сапогом слышался за полверсты. Ещё ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат: месяц один только заглядывал в них украдкою, как бы вызывая принаряживавшихся девушек выбежать скорее на скрыпучий снег. Он висел над миром, что бы всем было весело колядовать и славить Христа.

Все посмотрели на звёздное небо. Казаки обнимают казачек.
Несколько мгновений романтической тишины.
На сцену выходит Тётка Наталья.

ТЁТКА. Но зачем же ему, чёрту, было месяц-то воровать!?

Всеобщее возмущение: такой момент испортила!

 

СТАРЫЙ КАЗАК (во главе толпы, угрожающе надвигающейся на тётку Наталью). А за тем! А за тем!! А за тем!!!

Тётка Наталья убегает.

СТАРЫЙ КАЗАК (зрителям). А за тем, что чёрт знал, что богатый казак Чуб приглашён дьяком на кутью, между тем его дочка, красавица на всем селе, останется дома, а дочке, наверное, придет кузнец, который чёрту был противней проповедей отца Кондрата.
ФОМА ФОМИЧ. Чёрт надеялся, что старый Чуб ленив и нелегок на подъём, к дьяку же от избы не так близко. Еще при месячной ночи варенуха и водка, настоянная на шафране, могла бы заманить Чуба, но в такую темноту вряд ли бы кому удалось стащить его с печки и вызвать из хаты. А кузнец при нём ни за что не отважится идти к дочке…
ВТОРОЙ КАЗАК. А покажи, дядя Фома, как старый Чуб к дьяку на кутью ходил!
ФОМА ФОМИЧ. Вот пусть дядя Микола покажет…
СТАРЫЙ КАЗАК. Да что же это такое — чуть что, так дядя Микола!? Тебя просят — ты и показывай!
КАЗАКИ И КАЗАЧКИ. Покажи, дядя Фома! Ну, покажи!

Фома Фомич отнекивается, машет руками, но под уговорами парубков и девушек выходит на авансцену. Делает знак рукой, чтобы к нему подошёл один из казаков. Хлопает его по плечу.

ФОМА ФОМИЧ. Кум!

Казак принимает условия игры, изображает Кума. Он делает несколько шагов, копируя походку пожилого человека. Все смеются.

ЧУБ, он же ФОМА ФОМИЧ. Что за дьявол! Смотри! Смотри, кум!
КУМ. Что?
ЧУБ. Как что? Месяца-то нет!
КУМ. Что за пропасть! В самом деле — нет месяца.
ЧУБ. Надобно же было какому-то дьяволу, чтоб ему не довелось, собаке, поутру рюмки водки выпить, вмешаться! Право, как будто на смех... Нарочно сидевши в хате, глядел в окно: ночь — чудо! Светло, снег блещет при месяце. Всё было видно, как днем. Не успел выйти за дверь — и вот, хоть глаз выколи! Чудно право… (Увидев, что Кум достал табакерку) А дай понюхать табаку. У тебя, кум, говорят, славный табак! Где ты берёшь его?
КУМ (закрывает табакерку и убирает её в карман). Кой чёрт, славный! Старая курица не чихнет!

Кум начинает чихать — и чихает безостановочно с пол минуты. Все смеются.

ЧУБ. А помнишь мне покойный шинкарь Зозуля раз привез табаку из Нежина? Эх, табак был! Помнишь? Вот это был табак!.. Помнишь, угощал тебя… А как насчёт твоего табачку, кум?

Кум закрывает табакерку и убирает её в карман.

КУМ. Так тот хороший был, а этот… (чихает) Чёрт… Славный… Курица… Чихнёт…
ЧУБ (хватает Кума за нос). Так нет, кум, месяца!
КУМ. Нет!
ЧУБ. То-то что нет! А тебе, небось, и нужды нет. Тебе, кум, всё равно! Тебе, кум, начихать на это дело!

Чуб отпускает нос Кума — Кум чихает. Чуб снова хватает Кума за нос.

ЧУБ. Вот я и говорю…
КУМ (в нос). А что мне делать? Так, пожалуй, останемся дома, ведь темно на дворе?
ЧУБ (зрителям). Чубу до смерти захотелось вернуться в хату, забраться на лежанку, лежать, поджавши под себя ноги, и слушать сквозь упоительную дремоту колядки весёлых парубков и девушек, толпящихся кучами под окнами.

Чуб делает знак девушкам, чтобы те подошли. Девушки окружают Чуба.

ЧУБ. Хорошо!.. Курить спокойно люльку…
КАЗАК (поднимает над головой трубку). Нельзя!
ЧУБ (казаку). Моя люлька!
КАЗАК. Нельзя!
ЧУБ (казаку). Ну, почему?
КАЗАК. Нельзя!
ЧУБ (зрителям). Он бы, без всякого сомнения, решился вернуться домой… если бы не жадность кума! (Куму.) Нет, кум, пойдём! Ты ведь не был ещё у дьяка в новой хате? Нельзя, нужно идти!

ПЕСНЯ ЧУБА

К той понюшке табаку,
Да горилки доброй чарку,
Много ль надо казаку?
Чтоб на сердце стало жарко.

То и надо, чтоб кума
Только тронь — и зазвенела,
То и надо, чтоб сума
Не худела, а полнела.

Не страшны нам злые беды,
Пусть сгорит усё дотла,
Лишь бы хата у соседа
Краше нашей не была.

Казака попробуй тронь!
Хоть на море, хоть на суше,
Не под ним ли конь-огонь —
Ноги врозь, дугою уши.

Что нам турок, что нам лях,
Не боимся супостата!
Впереди широкий шлях,
Позади родная хата.


Не страшны нам злые беды,
Пусть сгорит усё дотла,
Лишь бы хата у соседа
Краше нашей не была.

ВТОРОЙ КАЗАК. Тем временем Чёрт увидев Чуба об руку с кумом, уже далеко от избы, перебежал им дорогу и начал разрывать со всех сторон кучи замерзшего снега. Поднялась метель.

Казаки и казачки берут развешенное тёткой Натальей белое бельё и вращают его «восьмёркой».

ТРЕТИЙ КАЗАК. В воздухе забелело. Снег метался взад и вперёд, угрожая залепить глаза, рот и уши пешеходам…

Чуб и Кум проходят сквозь вращающееся белое бельё, осматриваются и поворачиваются назад. Так они и ходят взад и вперёд.

КАЗАК. Сквозь метущий снег ничего не было видно.
ВТОРОЙ КАЗАК. И слышно.

Казаки завывают, подражая вою ветра.

ЧУБ. Стой, кум! Мы, кажется, не туда идем!
КУМ. Шо?
ЧУБ. Не туда идем! Я не вижу ни одной хаты!
КУМ. Шо?
ЧУБ. Не вижу ни одной хаты! Свороти-ка ты, кум, немного в сторону, не найдешь ли дороги!
КУМ. Шо?
ЧУБ. Не найдешь ли дороги! А я тем временем поищу здесь! (Зрителям) Эх, какая метель! Дёрнет же нечистая сила потаскаться по такой вьюге! Эк, какую кучу снега напустил в очи сатана! (Куму) Не забудь закричать, когда найдешь дорогу!
КУМ. Шо?

Казаки бросают на Чуба и Кума белые тряпки, и те «все в снегу» уходят со сцены. «Метель» стихает.

ТРЕТИЙ КАЗАК. Теперь посмотрим, что делает, оставшись одна, красавица… (выбирает из казачек кандидатуру на роль Оксаны) ...красавица… (надевает венок на голову красивой казачки) ...Оксана!

Счастливая красавица с визгом убегает, за ней уходят расстроенные казачки.

СТАРЫЙ КАЗАК. Оксане не минуло ещё и семнадцати лет, как во всём почти свете, и по ту сторону Диканьки, и по эту сторону Диканьки, только и речей было, что про неё. Парубки гуртом провозгласили что…
КАЗАКИ (хором). Лучшей девки и не было ещё никогда, и не будет никогда на селе!
СТАРЫЙ КАЗАК. Оксана знала и слышала всё, что про неё говорили, и была капризна, как… красавица.

Оксана выглядывает из окна.

ОКСАНА. Что людям вздумалось расславлять, что я хороша? Разве чёрные брови и очи мои так хороши, что уже равных им и нет на свете? Что хорошего в этом вздёрнутом кверху носе? И в щеках? И в губах? Будто хороши мои чёрные косы? Они, как длинные змеи, перевились и обвились вокруг моей головы! Я вижу теперь, что совсем не хороша! (Внезапно.) Нет! Хороша я! Ах, как хороша! Чудо! Какую радость принесу я тому, кого буду женою! Как будет любоваться мною мой муж! Он не вспомнит себя. Он зацелует меня насмерть! Да, парубки, вам ли я чета? Вы поглядите на меня! У меня сорочка шита красным шёлком! А какие ленты на голове! Вам век не увидать богаче галуна! Всё это накупил мне отец мой для того, чтобы на мне женился самый лучший молодец на свете!

ПЕСНЯ ОКСАНЫ

Всего шестнадцать весен за спиною,
А я сочусь истомою густой,
Как яблочко на ветке наливное,
Как спелый злак на ниве золотой.

Когда еще моя наступит осень,
Когда еще моя придет зима,
Ну, а пока шестнадцать нежных весен,
Теснят мне грудь, сводя меня с ума.

Наградит же Господь красотою такой,
Чтоб сверкала алмазом в глуши хуторской.
Наградит же такою Господь красотой,
Что хоть сгинь, пропадай, что хоть падай, хоть стой!

По крышу хату снегом завалило,
За три шага плетня не увидать.
Ночь пролила на серебро чернила,
Ой, мамочки, какая ж благодать!

И Млечный шлях в бездонной мгле белеет,
И в воздухе разлито колдовство,
Ах, почему так сладко сердце млеет,
Так сладко млеет в ночь на Рождество!

Наградит же Господь красотою такой,
Чтоб сверкала алмазом в глуши хуторской.
Наградит же такою Господь красотой,
Что хоть сгинь, пропадай, что хоть падай, хоть стой!

Оксана оглядывается, видит кузнеца Вакулу, вскрикивает.

ВАКУЛА. Не бойся меня, моё серденько! Я пришёл сказать тебе, что сундук твой готов будет после праздника. Если бы ты знала, сколько возился около него! Зато ни у одной поповны не будет такого сундука. А как будет расписан! По всему полю будут раскиданы красные и синие цветы. Гореть будет, как жар…
ОКСАНА. Все вы мастера подъезжать к нам. Вмиг пронюхаете, когда отцов нет дома. О, я знаю вас! Зачем ты пришел сюда? Разве хочется, чтобы выгнала за дверь лопатою?
ВАКУЛА. Не сердись же на меня! Позволь хоть поговорить, хоть поглядеть на тебя!
ОКСАНА. Кто же запрещает — говори и гляди.
ВАКУЛА. Позволь же и мне сесть возле тебя!
ОКСАНА. Садись.

Вакула садится рядом с Оксаной, старается осторожно к ней придвинуться. Оксана отодвигается от Вакулы.

ВАКУЛА. Чудная, ненаглядная Оксана, позволь поцеловать тебя!
ОКСАНА. Чего тебе ещё хочется? Ему, когда мёд, так и ложка нужна! Поди прочь! Я думаю, ты меня всю обмараешь сажею! Да и сам ты пахнешь дымом. У тебя руки, наверное, жестче железа!.. А правда ли, что у тебя мать ведьма?
ВАКУЛА. А что мне до матери? Ты у меня и мать, и отец, и всё, что ни есть дорогого на свете. Вот если б меня призвал царь и сказал: «Кузнец Вакула, проси у меня всего, что ни есть лучшего в моём царстве, всё отдам тебе. Прикажу тебе сделать золотую кузницу, и станешь ковать ты серебряными молотами». «Не хочу, — сказал бы я царю, — ни каменьев дорогих, ни золотой кузницы, ни всего твоего царства: дай мне лучше Оксану!» Вот, как ответил бы я царю!
ОКСАНА (расстроенная нерешительностью Вакулы). Однако мне становится скучно… Что-то долго девчата не идут… Чтоб это значило? Давно уже пора колядовать…
ВАКУЛА. Да, Бог с ними, моя красавица!
ОКСАНА. Как бы не так! С ними, верно, придут парубки. То-то пойдут балы. Воображаю, каких наговорят смешных историй!
ВАКУЛА. Так с ними тебе весело?
ОКСАНА. Да уж веселее, чем с тобою.
ВАКУЛА (зрителям). Она издевается надо мною! Ей я столько же дорог, как перержавевшая подкова. Но если ж так, не достанется, по крайней мере, другому посмеяться надо мною. Пусть я только замечу, кто ей нравится более моего — я отучу…
ЧУБ (зрителям). Чубу показалось между тем, что он нашел дорогу. Остановившись, принялся он кричать во всё горло, но, видя, что кум не является, решился идти сам. Немного пройдя, увидел он свою хату.

Казаки выносят на сцену старую, облупившуюся дверь от сарая. Чуб пытается её открыть — не удаётся. Тогда он стучит в неё.

ОКСАНА. А! Кто-то стукнул! Верно девчата с парубками!
ВАКУЛА. Постой, я сам отворю!

Вакула «открывает» дверь, но вновь поднимается «метель», которая мешает ему и Чубу рассмотреть друг друга.
 
ВАКУЛА. Чего стучишь? Чего тебе тут нужно?
ЧУБ. Э! Да это не моя хата! В мою хату не забредёт кузнец. Опять же если присмотреться хорошенько, то это и не кузнецова! Чья бы была эта хата? Вот теперь уже совсем ничего не видно! Так чья бы всё-таки это была хата?
ВТОРОЙ КАЗАК. Не знаю…
ЧУБ. А я знаю! Это хромого Левченка, который недавно женился на молодой жене!.. Постой, постой!

Казаки подходят к Чубу.

ЧУБ. Однако ж Левченко сидит теперь у дьяка, это я знаю... Зачем же кузнец?
ВТОРОЙ КАЗАК. А ты как думаешь?
ЧУБ. Ну!
КАЗАК. Вот те и ну!
ЧУБ. Э-э-э! Так он ходит к его молодой жене! (Смеётся.) Вот как! Хорошо! Теперь я всё понял!

Казаки снова изображают «метель».

ВАКУЛА. Кто ты такой и зачем таскаешься под дверями?
ЧУБ (зрителям). Нет, не скажу ему, кто я. Чего доброго ещё приколотит, проклятый выродок! (Вакуле, изменив голос.) Это я, человек добрый! Пришёл вам на забаву поколядовать немного под окнами…
ВАКУЛА. Убирайся к чёрту со своими колядками! Чего стоишь? Слышишь, убирайся сей же час вон!
ЧУБ (зрителям). Ишь, раскомандовался! Как у себя дома… (Вакуле, изменив голос.) Что ж ты, в самом деле так раскричался? Я хочу колядовать да и полно!
ВАКУЛА. Эге! Да ты от слов не уймешься! (Бьет Чуба.)
ЧУБ. Да вот это ты, как я вижу, начинаешь уже драться!
ВАКУЛА. Пошел! Пошел! (Бьет Чуба.)
ЧУБ. Что ж ты! Ты, вижу, не в шутку дерёшься, и ещё больно дерёшься!
ВАКУЛА. Пошел! Пошел! (Бьёт Чуба и уходит в хату.)
ЧУБ. Смотри, как расхрабрился! Вишь, какой! Вот большая цаца! Скажи спасибо, что холодно и не захотелось скидать кожуха!.. Однако же, посмотреть на спину и на плечи: я думаю, синие пятна есть… У-у, вражий сын! Проклятый шибеник! Ты думаешь я на тебя суда не найду? Нет, голубчик, я пойду, и пойду прямо к комиссару! Ты у меня будешь знать! Я не посмотрю, что ты кузнец и маляр! Что б чёрт поколотил и тебя, и твою кузницу, ты у меня напляшешься!.. Однако ж ведь теперь его нет дома. Мать его, Солоха, думаю, сидит одна… Гм… Оно ведь недалеко отсюда… Пойти что ли? Может, и того будет можно? Пойду!.. А то, вишь, как больно поколотил проклятый кузнец! (Уходит)
ВТОРОЙ КАЗАК. В это время чёрт, проворный франт с козлиною бородою летал по небу, иногда приземляясь на крыши домов. Висевшая у него на перевязи ладунка, в которую он спрятал украденный месяц, как-то нечаянно зацепившись за трубу, растворилась, и освободившийся месяц осветил Диканьку. Парубки и девушки выбежали на искрящийся снег.

Коляды. Песни и танцы. Оксана и Вакула оказываются в толпе поющих и танцующих. Оксана принимает в общем веселье самое активное участие. Вакула стоит, понурив голову. Неожиданно песни стихают, а танец продолжается, но без музыки. Слышен топот ног.
 
ОКСАНА (одной из девушек). Э, Одарка! У тебя новые черевики! Ах, какие хорошие! И с золотом! Хорошо тебе, Одарка, у тебя есть такой человек, который всё тебе покупает, а мне некому достать такие славные черевички.
ВАКУЛА. Не тужи, моя ненаглядная Оксана! Я тебе достану такие черевики, какие редкая панночка носит.
ОКСАНА. Посмотрю я, где ты достанешь черевики, которые я могла бы надеть на свою ногу. Разве принесёшь те самые, которые носит царица.
КАЗАКИ и КАЗАЧКИ. — Вот это да!
— Вишь, каких захотела!
— Ну, девка, царицыны ей подавай!
ОКСАНА. Да, царицыны! Будьте все свидетели: если кузнец Вакула принесёт те самые черевички, которые носит царица, то вот моё слово, что выйду тот же час за него замуж! (Смеётся.)

Толпа хохочет, поёт, танцует. Песни опять резко стихают.

ВАКУЛА. Смейся, смейся! Я сам смеюсь над собою! Думаю и не могу вздумать, куда девался ум мой! Она меня не любит!
ОКСАНА. (проходя в танце мимо Вакулы). Достань, кузнец, царицыны черевички, выйду за тебя замуж…

Снова танцы.

ВАКУЛА. Она меня не любит! Через эту глупую любовь я одурел совсем! Неужели не выбьется из ума моего эта негодная Оксана? Не хочу думать о ней, а всё думается, и, как нарочно, о ней одной только!
ОКСАНА (танцуя). Достань черевики — выйду замуж!

Оксана и девушки убегают. На сцене — Вакула и казаки.

ВАКУЛА. Не любит она меня!.. Ну и бог с ней! Будто только на всём свете одна Оксана... Слава богу, девчат много хороших и без неё на селе. Да что Оксана? С неё никогда не будет доброй хозяйки, она только мастерица рядится. Нет, полно, пора перестать дурачится!

ПЕСНЯ ВАКУЛЫ

ВАКУЛА.
Посудите, люди, сами,
Что в ней проку, в той Оксане,
Будь она сама царица,
Разве ж мне по ней журиться.

Разве ж я казак не гарный.
Бис бы с ней, неблагодарной.
Эка люля, эка цаца,
Не хочу с гордячкой знаться.

ХОР ПАРУБКОВ.
Позабудь о ней, Вакула,
Да сожми покрепче скулы.
Ты ж казак, а не дивчина,
Не к лицу тебе кручина.

ВАКУЛА.
Что мне проку в той Оксане,
Баба с возу — шибче сани.
Что мне той Оксаны очи,
И хотелось-то не очень.

ХОР ПАРУБКОВ.
Позабудь о ней, Вакула,
Да сожми покрепче скулы.
Ты ж казак, а не дивчина,
Не к лицу тебе кручина.

ВАКУЛА. Нет, не могу. Нет сил больше… Но, боже мой, отчего она так чертовски хороша? Её взгляд, и речи, и всё, ну вот так и жжёт, так и жжёт… Нет! Невмочь уже пересилить себя! Пора положить конец всему! Пропадай душа, пойду, утоплюсь в пролубе и поминай, как звали! (Всем) Прощайте, братцы! Не поминайте лихом! Даст бог, увидимся на том свете, а на этом уже не гулять нам вместе! Скажите отцу Кондрату, чтобы сотворил панихиду по моей грешной душе! (Вакула встаёт над колодцем.) Прощай, Оксана! Ищи себе какого хочешь жениха! Дурачь, кого хочешь, а меня не увидишь уже больше на этом свете! Эх! (Застывает над колодцем.) Эх! (Застывает над колодцем.) Эх! (Застывает над колодцем.) Пойду к Пацюку! Он, говорят, знает всех чертей… Пойду! Всё одно душе пропадать!

На сцену выходит Тётка Наталья с лопатой. Она убирает «снег».

ТЁТКА. Вот, вот — к Пацюку! К колдуну! Я же говорю: два сапога — пара!
ФОМА ФОМИЧ. А куда же идти-то ему было? Или к Пацюку или головой в прорубь! Вот ведь, как любовь казака замучила!
ТЁТКА. На самое Рождество к колдуну пошёл! Тьфу! Нехристь!
ФОМА ФОМИЧ. Да знахарем он был! Знахарем! Бывал ли кто болен чем, тотчас призывал Пацюка, а Пацюку стоило только пошептать несколько слов, и недуг как будто рукой снимался.
ТЁТКА. Тоже мне, знахарь! Бездельник да обжора — вот, кто он был! Пьяница, бездельник да обжора!
Запорожец чёртов!!

Тётка уходит.
 
СТАРЫЙ КАЗАК. Этот пузатый Пацюк был точно когда-то запорожцем. И жил, как настоящий запорожец: ничего не работал, спал три четверти дня, ел за шестерых косарей и выпивал одним разом почти по целому ведру… На Диканьке Пацюка боялись и взаправду считали колдуном.

ПЕСНЯ ПАЦЮКА

Если жинка изменила,
Если сдохла вдруг кобыла,
Если встал ты с бодуна —
Всё вали на колдуна!

Распустили, эх по свету
Про меня нелепых врак.
Это ж просто мочи нету
До чего народ дурак!

Если высохла криница,
Если град побил пшеницу,
Если чёрт украл луну —
Все вопросы к колдуну.

Распустили, эх по свету
Про меня нелепых врак.
Это ж просто мочи нету
До чего народ дурак!

А случись яка хвороба,
Нет бы к лекарю им чтобы —
Все бегут до колдуна,
Ни покрышки им, ни дна!

Распустили, эх по свету
Про меня нелепых врак.
Это ж просто мочи нету
До чего народ дурак!

Пацюк чавкает и фыркает, опустив голову в миску.

ВАКУЛА (низко кланяется). Я к твоей милости пришел, Пацюк! А то пропадать приходится мне грешному! Ничто не помогает на свете!.. Приходится просить помощи у самого чёрта… Что ж, Пацюк? Как мне быть?
ПАЦЮК. Когда нужно чёрта, то и ступай к чёрту!
ВАКУЛА. Для того-то я и пришел к тебе! Ты, говорят, не во гнев будь сказано… Я веду об этом речь не для того, чтобы тебе нанесть какую обиду, — приходишься немного сродни чёрту, дай боже тебе всего, добра всякого в довольствии, хлеба в пропорции!.. Кроме тебя, думаю, никто на свете не знает к нему дороги… Сделай милость, человек добрый, не откажи! Свинины ли, колбас, муки гречневой, ну, полотна, пшена или иного прочего, в случае потребности… Не поскупимся. Расскажи хоть, как, примерно сказать попасть к нему на дорогу?
КАЗАК (зрителям). Тут заметил Вакула, что вместо галушек перед Пацюком появились две деревянные миски: одна — с варениками, другая со сметаною.
ВТОРОЙ КАЗАК (зрителям). А Вакула думает…
ВАКУЛА (зрителям). Как будет есть, Пацюк, вареники? Хлебать-то их, как галушки, нельзя: нужно вареник сперва обмакивать в сметану!
КАЗАК (зрителям). Только он успел это подумать, как Пацюк разинул рот и поглядел на вареники. Тут вареник, как выплеснул из миски, как шлёпнул в сметану, подскочил вверх и как раз попал ему в рот! А Пацюк съел и снова разинул рот, и другой вареник, как выплеснул, как шлёпнулся, как подскочил и опять ему в рот. Он только жевал и проглатывал. (Сам обмакивает вареники в сметану и засовывает в рот Пацюку, а потом и Вакуле.) А кузнец тоже стоял, разинув от удивления рот…
ВТОРОЙ КАЗАК (зрителям). Тут вареник вдруг, как подпрыгнул, нырнул в сметану и влетел в рот кузнецу.
ПАЦЮК. А тому не нужно далеко ходить, у кого чёрт за плечами…
ВАКУЛА (зрителям). И глазом Вакула моргнуть не успел, как очутился за воротами! Стоит он посреди двора: снег с неба падает, ветер завывает…
ВТОРОЙ КАЗАК (зрителям). Вот тут чёрт и вскочил ему на шею!
СТАРЫЙ КАЗАК. Чудно устроено на нашем свете! Всё, что не живет в нем, всё силится перенимать и передразнивать один другого. Прежде, бывало, в Миргороде один судья да городничий хаживали зимою в крытых сукном тулупах, а всё мелкое чиновничество носило просто нагольные; теперь же и заседатель и подкоморий отсмалили себе новые шубы из решетиловских смушек с суконною покрышкой! Канцелярист и волостной писарь третьего году взяли синей китайки по шести гривен аршин! Пономарь сделал себе нанковые на лето шаровары и жилет из полосатого гаруса! Словом, всё лезет в люди. Но, однако же, многим покажется удивительно видеть чёрта, пустившегося туда же!
ВТОРОЙ КАЗАК. Между тем как фигура — взглянуть совестно! Ноги тонкие, сзади хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды.
СТАРЫЙ КАЗАК. Рожа, как говорит Фома Фомич…
ФОМА ФОМИЧ. Мерзость — мерзостью!
СТАРЫЙ КАЗАК. Мерзость — мерзостью!
ВТОРОЙ КАЗАК. Узенькая, вертлявая, нюхает всё, что ни попадется, вместо носа — пятачок...
СТАРЫЙ КАЗАК. В общем, совершенно немец!


Казаки мастерят из подручных средств куклу чёрта.

ПЕСНЯ ЧЁРТА

На земле весь род людской
Бьёт баклуши день-деньской!
Только я тружусь, как пчёлка
И не ведом мне покой.

Если б не было меня
Не прожил бы мир и дня.
И яйцо бы не сварили
Вы без адского огня!

Я везде хо-хо!
Я во всём хо-хо!
Гутэн таг (3 раза) хо-хо!


Чёрте что хо-хо!
Чёрте где хо-хо!
Чёрте как (3 раза) хо-хо!

Пусть меня накажет Бог,
Если, что-то я не смог.
Но надеюсь, что одобрит
Он трудов моих итог.

Без меня вам всем капут,
А со мной всё — алес гут!
Только, кто меня помянет,
Айн момент я — тут, как тут!

Я везде хо-хо!
Я во всём хо-хо!
Гутэн таг (3 раза) хо-хо!

Чёрте что хо-хо!
Черте где хо-хо!
Чёрте как (3 раза) хо-хо!

ВАКУЛА. Кузнец испугался, побледнел, уже хотел перекреститься…
ВТОРОЙ КАЗАК. …Но чёрт наклонил свое собачье рыльце ему на правое ухо, и зашептал, что, мол, я твой друг, мол, я для тебя всё сделаю, мол, денег дам сколько хочешь, Оксана сегодня же будет наша!
ВАКУЛА. Изволь! За такую цену готов быть твоим! Но ты знаешь, что без контракта ничего не делают. У вас, я слышал, кровью расписываются — постой же, я достану из кармана гвоздь!..(Зрителям) Тут он заложил назад руку — и хвать чёрта за хвост, стащил его на землю, сотворил крест, и чёрт стал тих, как ягненок.

 

Поднял руку для крёстного знамения, но тут чёрт взмолился…


ВТОРОЙ КАЗАК. …Помилуй Вакула! Всё, что хош для тебя сделаю, отпусти только душу на покаяние: не клади на меня страшного креста!
ВАКУЛА. А, вот каким голосом запел, немец проклятый! Теперь я знаю, что делать. Вези меня сей же час на себе, слышишь, неси, как птица! В Петембург! Прямо к царице!
КАЗАК. И тут же они взлетели прямо в чёрное небо…

Вакула прицепляет куклу чёрта к длинной верёвке, и запускает её «летать» по кругу.

ВАКУЛА. Сначала страшно показалось Вакуле, когда поднялся он от земли на такую высоту, что ничего уже не мог видеть внизу, и пролетел, как муха, под самим месяцем так, что если бы не наклонился немного, то зацепил бы его шапкою! Всё было светло в вышине, и даже можно было заметить, как вихрем пронёсся мимо них, сидя в горшке, колдун; как звёзды, собравшись в кучу, играли в жмурки; как клубился в стороне облаком целый рой духов; как летела, возвращавшаяся назад метла, на которой, видно, только что съездила куда нужно ведьма.

Казаки прицепляют рождественские куклы к веревкам и тоже «запускают» их по кругу.

КАЗАК. И вдруг заблестел под ним Петербург весь в огне.
ВТОРОЙ КАЗАК. Чёрт оборотился в коня, и кузнец увидел себя на лихом бегуне среди улицы.

Вакула садится на бочку, как на коня.

КАЗАК. Боже мой! Стук, гром, блеск! По обеим сторонам громоздятся четырёх этажные стены! Фонтаны бьют, мосты дрожат, кареты летят, извозчики, форейторы кричат, снег свистит под тысячью летящих со всех сторон саней! Боже мой!
ВАКУЛА. Боже ты мой, сколько тут панства! Я думаю, каждый, кто не пройдет по улице в шубе, то и заседатель! А те, что катаются в таких чудных бричках со стёклами, те, когда не городничие, то, верно, комиссары, а может, ещё и больше!.. А это кто? Э!
КАЗАК. Да это ж запорожцы, что проезжали осенью через Диканьку!

Казачки с визгом разбегаются. Казаки садятся на бочки верхом, теперь они — запорожцы.

ПЕСНЯ ЗАПОРОЖЦЕВ

ЗАПОРОЖЦЫ
Ой, боюсь, боюсь, боюсь!
Словно сам рогатый,
На святую скачет Русь
Стольный град богатый!

А огней-то! А коней!
А в бобрах, ой, Боже,
Важно смотрят из саней
Грозные вельможи!

МОЛОДОЙ ЗАПОРОЖЕЦ
Гляньте, хлопцы, это ж надо:
На плацу, как на юру,
Встал утес, и конь над гадом!


СТАРЫЙ ЗАПОРОЖЕЦ
Идол батюшке Петру!

ЗАПОРОЖЦЫ
А дворцов-то! А мостов!
А река в граните!


МОЛОДОЙ ЗАПОРОЖЕЦ
А красавиц — тыщ под сто!
Тату, не браните…

СТАРЫЙ ЗАПОРОЖЕЦ
Дело мастера боится!
Ты казак иль не казак?
Нам ли бабиться с девицей?


МОЛОДОЙ ЗАПОРОЖЕЦ
Любо, батька, точно так!

ЗАПОРОЖЦЫ
Матерь Божья, упаси
От соблазнов стольных!
Шоб не сгинул на Руси
Запорожец вольный!

ВАКУЛА. Здравствуйте, панове! Помогай бог вам! Вот где увиделись!
ЗАПОРОЖЕЦ. Что там за человек?
ВАКУЛА. А вы не познали? Это я, Вакула, кузнец! Когда проезжали осенью через Диканьку, то погостили, дай боже вам всякого здоровья и долголетия, без малого два дни... Я новую шину тогда поставил на переднее колесо вашей кибитки!
ДРУГОЙ ЗАПОРОЖЕЦ. А! Это тот самый кузнец, что малюет важно. Здорово, земляк, зачем тебя бог принёс?
ВАКУЛА. Так я это, ну…
ЗАПОРОЖЕЦ. После потолкуем с тобою, земляк: теперь же мы едем сейчас к царице.
ВАКУЛА. К царице?! Ах ты, боже мой! К царице!!.. А будьте ласковы, панове, возьмите меня с собою!
ЗАПОРОЖЕЦ. Тебя? А что ты будешь там делать? Нет, не можно.
ТРЕТИЙ ЗАПОРОЖЕЦ. Мы, брат, будем толковать с царицей про своё…
ВАКУЛА. Возьмите! (Трясёт грабли). Колдуй!

Неожиданно кавалькада разворачивается в другую сторону. Последние становятся первыми.

ДРУГОЙ ЗАПОРОЖЕЦ. Возьмём его, в самом деле, братцы!
ЗАПОРОЖЦЫ. Давай! Возьмём!

Вакула скачет вместе с запорожцами.

ВАКУЛА. А о чём, братцы, вы с царицей толковать будете?
ЗАПОРОЖЕЦ. Ну, уж не о пустяках, каких, будь уверен!
ВАКУЛА. А о чём? Дюже интересно! Или секрет? Да ведь я не чужой, какой человек!
ЗАПОРОЖЕЦ. В немилость попала Украина к царице нашей! Крепости против нас строят! А ещё говорят, хотят поворотить нас в какие-то карабинеры!
ДРУГОЙ ЗАПОРОЖЕЦ. Теперь слышим новые напасти!
ТРЕТИЙ ЗАПОРОЖЕЦ. А за что? Разве держали мы руку проклятого татарина? Разве соглашались в чём-либо с турчином?
ЗАПОРОЖЕЦ. Не мы ли рубили вместе с русскими генералами немцев да австрийцев?
ДРУГОЙ ЗАПОРОЖЕЦ. Год идём!
ТРЕТИЙ ЗАПОРОЖЕЦ. От всей Украины депутаты!!
ВАКУЛА. Да уж дело важное! Дай вам Господь, панове!

В центр выходит Дворецкий.
 
ДВОРЕЦКИЙ (бьёт палкой в пол). Дворец! (Уходит.)
ВАКУЛА. Чёрт сделался маленьким и Вакула сунул его в карман.

Звучит музыка. Запорожцы оглядывают зал.

ВАКУЛА. Ну и люстра! Ну, что за красота!.. Горит, как солнышко! Ах, какая люстра!..
ЗАПОРОЖЦЫ. Да, знатная люстра!
ВАКУЛА. А висюльки! Какие чудесные висюльки! Искрятся, как глаза моей Оксаны!
ЗАПОРОЖЦЫ. Да, знатные висюльки!
ВАКУЛА. А бархат! Что за удивительный бархат! Гладкий и нежный, как щёки моей Оксаны! Небось немецкие ткачи делали!
ЗАПОРОЖЦЫ. Да, знатный бархат!
ВАКУЛА. А какой чёрный! Как чёрные косы моей Оксаны!.. А это что?! Да это же зеркало! Какое зеркало! Какая работа! Тут одного стекла рублей на пятьдесят пошло.
ЗАПОРОЖЦЫ. Да, знатное зеркало!
ВАКУЛА. А колонна эта, железом обитая! Ну, что за колонна! Как… у моей Оксаны! Это всё, я думаю, немецкие кузнецы за самые дорогие цены делали…
ЗАПОРОЖЦЫ. Да, знатная ручка!
ВАКУЛА. А что это за картина! Что за чудесная живопись! А краски! Боже ты мой, какие краски! Важная работа! Должно быть грунт наведён был блейвасом!
ЗАПОРОЖЕЦ. Ну, это вряд ли!
ЗАПОРОЖЦЫ. Да уж…
ВАКУЛА. Но, Боже ты мой, какие краски! Голубая так и горит! Ярь да бакан! Ярь да бакан!
ЗАПОРОЖЦЫ. Да, знатные малевания!

Входит вельможа. Запорожцы падают в ноги. Вакула остаётся стоять. Лежащий запорожец делает ему подсечку. Вакула падает.

ВЕЛЬМОЖА. Все ли вы здесь?
ЗАПОРОЖЦЫ. Та вси, батько!
ВЕЛЬМОЖА. Не забудете говорить так, как я вас учил?
ЗАПОРОЖЦЫ. Нет, батько, не позабудем!
ВЕЛЬМОЖА. Ну, смотрите у меня! (Поворачивается к двери.)
ВАКУЛА (запорожцу). Это царь?
ЗАПОРОЖЕЦ (вставая). Куды тебе царь! Это сам Потёмкин!
ДРУГОЙ ЗАПОРОЖЕЦ. Идёт Екатерина наша матушка!!
ТРЕТИЙ ЗАПОРОЖЕЦ. А с ней фрейлины — небось, всё немецкие барышни…

Входит Екатерина. Запорожцы падают на колени. Вакула вновь остаётся стоять. Лежащий запорожец опять делает ему подсечку. Вакула падает.

ПЕСНЯ ЕКАТЕРИНЫ, ФРЕЙЛИН И ВЕЛЬМОЖИ.

ЕКАТЕРИНА.
Как люблю я мой добрый, наивный народ,
Что усердным трудом добывает свой брод.


ВЕЛЬМОЖА.
Государыня-матушка, как ты права!


ФРЕЙЛИНЫ.
Золотые слова! Золотые слова!

ЕКАТЕРИНА.
Как писал мне Вольтер, многоумный мой друг,
Должно русским стремиться к расцвету наук.


ВЕЛЬМОЖА.
Исполать тебе, матушка, ах исполать!


ФРЕЙЛИНЫ.
Пятью пять — двадцать пять,
Пятью семь — тридцать пять.

ЕКАТЕРИНА.
Ах, еще отучить бы народ этот пить,
Чтобы нравственный стержень в нем тем укрепить.


ВЕЛЬМОЖА И ФРЕЙЛИНЫ.
Отучи его, матушка, ах отучи!
И тогда никогда он не слезет с печи.

ЗАПОРОЖЦЫ. Помилуй, мамо! Помилуй!
ЦАРИЦА. Встаньте!
ЗАПОРОЖЦЫ. Не встанем, мамо, не встанем! Умрём, а не встанем!
ЦАРИЦА. Ну, встаньте же!
ЗАПОРОЖЦЫ. Нет, не встанем, мамо, не встанем!
ЦАРИЦА (зрителям). Ну, скажите же им, кто-нибудь! Пусть они встанут!

Екатерина проходит по залу. Запорожцы ползут за ней на четвереньках с криками: «Нет, не встанем, мамо, не встанем!»… Наконец, между ними и Екатериной становится Вельможа.

ВЕЛЬМОЖА (негромко). Встать!

Запорожцы встают.

ЦАРИЦА. Светлейший обещал меня сегодня познакомить с моим народом, которого я до сих пор ещё не видала!

Последнюю фразу Екатерина говорит, укоризненно глядя на Потёмкина. Тот в знак извинения понурил голову, развел руками.

ЦАРИЦА (запорожцам). Хорошо ли вас здесь содержат?
ЗАПОРОЖЕЦ. Та спасибо, мамо! Провиянт дают хороший, хотя бараны здешние совсем не то, что у нас на Запорожье. Почему ж не жить как-нибудь?
ЦАРИЦА (вместе с Потёмкиным посмеявшись над простодушным ответом запорожца). Однако ж, я слышала, что на Сечи у вас никогда не женятся.
ЗАПОРОЖЕЦ. Як же, мамо! Ведь человеку, сама знаешь, без жинки нельзя жить. Мы не чернецы, а люди грешные. Падки, как и всё честное христианство, до скоромного.
ДРУГОЙ ЗАПОРОЖЕЦ. Есть у нас не мало таких, кто имеет жён, только не живут с ними на Сечи. Есть такие, что имеют жён в Польше. Есть такие, что имеют жён в Украйне. Есть такие, что имеют жён в Турещине…

Екатерина хохочет. Потёмкин ей подхохатывает. Дворецкий — Потёмкину. А запорожцы, видя, что господам нравится, всё перечисляют страны, в которых имеют жён.

ТРЕТИЙ ЗАПОРОЖЕЦ (внезапно падая в ноги царице). Помилуй, мамо! От всей Украйны мы к тебе! От всего запорожского войска! Год шли! Не погуби!
ЦАРИЦА (опешив). Так что вам?
ЗАПОРОЖЕЦ (падая в ноги царице). Помилуй, мамо! Зачем губишь верный народ? Чем прогневили?
ДРУГОЙ ЗАПОРОЖЕЦ. Разве изменили тебе делом или помышлением? За что ж немилость?
ТРЕТИЙ ЗАПОРОЖЕЦ. Прежде слышали мы, что ты приказываешь строить крепости от нас! Теперь слышим новые напасти!
ЗАПОРОЖЕЦ. Не погуби, мамо! Чем виновато запорожское войско? Тем ли, что перевело твою армию через перекоп и помогло твоим генералам порубить немцев?
ЦАРИЦА (фрейлинам). Немцев? Как немцев?!!
ДРУГОЙ ЗАПОРОЖЕЦ. От всей Украйны мы к тебе! От всего запорожского войска!
ЗАПОРОЖЦЫ. Год шли! Не погуби!..
ЦАРИЦА (в растерянности). Так чего же хотите вы?
ВАКУЛА. Теперь пора! Царица спрашивает, чего хотите! (Вдруг падает в ноги царице) Черевики!!! Ваше царское величество, не прикажите казнить, прикажите миловать! Из чего, не во гнев будет сказано вашей царской милости, сделаны черевики, что на ногах ваших? Боже ты мой, что, если бы моя жена надела такие черевики!

 

Все замерли.


ЦАРИЦА (придворным). Право, мне очень нравится это простодушие моего народа! (Вакуле) Встань! Если тебе так хочется иметь такие башмаки, то это не трудно сделать! Принесите ему сей же час башмаки самые дорогие! С золотом!

Дворецкий приносит черевички Потёмкину, Потёмкин — Вакуле.

ВАКУЛА. Боже ты мой, что за украшение! Ваше царское величество! Что ж, когда такие башмаки на ногах и в них, чаятельно, ваше благородие ходите и на лёд ковзаться! Какие ж должны быть самые ножки? Думаю по малой мере из чистого сахара!
ЦАРИЦА (довольно улыбаясь, запорожцам). Ну, теперь вы довольны?
ВАКУЛА. Довольны, матушка благодетельница!

Царица, беседуя с Вельможей, поворачивается спиной к запорожцам и уходит. Запорожцы угрожающе надвигаются на Вакулу.

ВАКУЛА Выноси меня отсюда, бес! Скорее, чёрт, ну!!

Полет. Музыка…

ЖЕНСКИЙ КРИК. Утопился! Люди добрые! Как есть утопился!!!

Выбегает казачка. Ей навстречу выходит другая.

КАЗАЧКА. Утопился!!!
ДРУГАЯ КАЗАЧКА (хрипло). Чего орёшь? Кто утопился?
КАЗАЧКА. Кузнец утопился! Вакула!
ДРУГАЯ КАЗАЧКА (с вызовом). И не утопился, а удавился!
КАЗАЧКА. Утонул! Ей-богу, утонул! Вот чтобы я не сошла с этого места, если не утонул!
ДРУГАЯ КАЗАЧКА. Что же, разве я лгунья какая? (Зрителям). Разве я у кого-нибудь корову украла? Разве я сглазила кого, что ко мне не имеют веры? Вот чтобы мне воды не захотелось пить, если старая Переперчиха не видела собственными глазами, как повесился кузнец!
КАЗАЧКА. Скажи лучше, чтоб тебе водки не захотелось пить, старая пьяница! Нужно быть такой сумасшедшей, как ты, чтобы повесится!.. Утонул он! В пролубе утонул! Это я так знаю, как то, что ты сейчас была у Шинкарки!
ДРУГАЯ КАЗАЧКА (Казачке). Вишь чем стала попрекать!.. Молчала бы срамница! Разве я не знаю, что к тебе дьяк ходит каждый вечер?
КАЗАЧКА Что дьяк? Что ты врёшь?
ДЬЯЧИХА (выходя на центр). Дьяк? Кто это говорит — дьяк? К кому дьяк?
ДРУГАЯ КАЗАЧКА. А вот к кому он ходит твой дьяк! (Указывает на Казачку.)
ДЬЯЧИХА. (Казачка) Так это ты, сука! Так это ты, ведьма, напускаешь ему туман и поишь нечистым зельем, чтобы ходил к тебе? Ну, я тебе дам знать дьяка!

 

Наступает на Казачку.


КАЗАЧКА (пятится). Отвяжись от меня сатана!
ДЬЯЧИХА. Вишь, проклятая ведьма! Чтоб ты не дождала детей своих видеть, негодная! Тьфу!..

Дьячиха плюёт в Казачку, Казачка в Дьячиху. Потом вцепляются друг другу в волосы. Другая казачка разнимает их.

ДРУГАЯ КАЗАЧКА. Погоди!!!

Другая казачка выкатывает бочку, за которую садятся Дьячиха и Казачка. Другая казачка ставит три стакана. Наливает в них горилку и ставит бутыль на бочку. Дьячиха чокается с Казачкой и выпивает. Казачка нюхает содержимое стакана и морщится. Дьячиха пододвигает стакан Другой казачке — та наливает по второй. Дьячиха немедленно выплескивает его в лицо Казачке. Казачка отвечает тем же. Пародируется «водный праздник» Немцова и Жириновского. Дьячиха завладевает бутылкой, бегает по залу за Казачкой и поливает её водой. Наконец загоняет ёе в угол, наливает полный стакан, прицеливается в Ткачиху, но в последний момент передумывает и жадно его выпивает. Она быстро пьянеет и за Казачкой ей уже трудно угнаться. Её шатает, «заносит» то влево, то вправо. Другой казачке приходится её поддерживать и направлять. Наконец, обе встают, тяжело дыша, опираясь на стол. Крик петуха. С «чёртом» в руках «влетает» кузнец.

ВСЕ. Бац!

Бабы с визгом разбегаются.

ВАКУЛА (Чёрту). Постой приятель, ещё не всё! Я ещё не поблагодарил тебя!

Вакуле кидают хворостину. Он прицепляет «чёрта» к свисающей с потолка верёвке.

КАЗАК. Тут схвативши хворостину, отвесил он ему…


Вакула взмахивает хворостиной, одновременно запуская на верёвке «чёрта» по кругу.

ВСЕ (считают). Раз! Два!! Три!!!

Вакула ловит «чёрта», собирается отвесить ему ещё, но все начинают за «чёрта» заступаться, мол «хватит с него», и Вакула бросает хворостину.

КАЗАК. …Отвесил он ему три удара…
ВТОРОЙ КАЗАК. …И бедный чёрт припустил бежать, как мужик, которого только что выпарил заседатель.

Вакула бросает «чёрта» одному из казаков, тот с визгом уносится прочь из зала. Вакула спрыгивает со стола и прямиком идет к Чубу, по дороге развязывая узелок, который ему бросает другой казак.

ЧУБ (пятясь). Чур, меня! Чур!
ВАКУЛА. Помилуй, батько, не гневись! Вот тебе и нагайка: бей сколько душа пожелает! Отдаюсь сам. Во всём каюсь. Бей, да не гневись только! Ты ж когда-то братался с покойным батьком — вместе хлеб-соль ели и магарыч пили. Только отдай, батько, за меня Оксану!

Вакула достает из узелка красивую шапку и кушак и валится Чубу в ноги. Чуб некоторое время не решается подойти к нему: «Уж, не с того ли он света явился?». Потом подходит, дотрагивается осторожно: «Вроде живой!». Смотрит на подарки, на Вакулу. На подарки. Берет нагайку, примеряется и бьет. В первый раз тихонько, с опаской: «А вдруг даст сдачи?». Затем, постепенно распаляясь и входя во вкус, все сильнее и сильнее.

ВСЕ (считают). Раз! Два! Три!!!

Чуб взмахивает нагайкой в четвертый раз, но парубки и девушки удерживают его руку, отводят в сторону.

КАЗАЧКА. А вдруг кузнец узнает, что ты к его матери хаживаешь?!
ЧУБ (рвётся продолжить порку). Да кто ему скажет?!
ДРУГАЯ КАЗАЧКА. Люди.
ЧУБ. Да какие люди?!
ТРЕТЬЯ КАЗАЧКА (разворачивает Чуба лицом к зрительному залу). А вот какие!
ЧУБ. А… Ну, так я уже и закончил. (Бросив нагайку и взглянув на шапку с кушаком.) Добре! Присылай сватов!

Все возгласами одобряют решение Чуба. Между тем Вакула вскакивает и на радостях бросается к Чубу обниматься, но тут видит Оксану. Вакула достает черевички.

ВАКУЛА. Посмотри, Оксана, какие я тебе принес черевички! те самые, которые носит царица…
СТАРЫЙ КАЗАК. Оксана в рождественскую ночь не сомкнула глаз. Все думала: «Что если кузнец в самом деле решится на что-то страшное? Например, влюбиться с горя в другую и с досады станет называть ее первой красавицей на селе?» Ох, как обидно стало Оксане! Красавица всю ночь под своим одеялом поворачивалась с правого бока на левый — вся горела… И к утру влюбилась по уши в кузнеца.
ВАКУЛА. Погляди, Оксана, какие я тебе черевички принес! Те самые, которые носит царица!

Все стоят, затаив дыхание.

ОКСАНА (робко, через паузу). Нет, нет! Мне не нужно черевиков! Я и без черевиков…

ПЕСНЯ ОКСАНЫ И ВАКУЛЫ

ВАКУЛА.
Для тебя, для тебя, для тебя
Месяц лодочкой в небе плывет.


ОКСАНА.
Про тебя, про тебя, про тебя
Петушок мне на зорьке поет.

ВАКУЛА.
Без тебя, без тебя, без тебя —
Лучше в прорубь, и жизни конец!


ОКСАНА.
Ну, тебя, ну, тебя, ну, тебя!
Не пугай меня сокол-кузнец!

ВАКУЛА И ОКСАНА.
Я тебя, я тебя, я тебя
Больше жизни…ей-Богу не вру!
За тебя, за тебя, за тебя —
Только слово скажи — и умру!

ОКСАНА.
От тебя, от тебя, от тебя
Не хочу я богатых даров!


ВАКУЛА.
Что мне сделать, душа для тебя?


ОКСАНА.
Чтоб ты был, мой коханый, здоров!

ВАКУЛА.
Зацветут на сугробах цветы…


ОКСАНА.
Петушок нас разбудит с утра…
Это кто там стучится


ВАКУЛА.
Сваты!


ОКСАНА.
Я согласна!


ВАКУЛА.
Согласна!


ВСЕ.
Ура!

ВАКУЛА И ОКСАНА.
Я тебя, я тебя, я тебя
Больше жизни…ей-Богу не вру!
За тебя, за тебя, за тебя —
Только слово скажи — и умру!

Вакула подходит к Оксане. Целует её.

ВСЕ (считают). Раз! Два!! Три!!!

ОБЩАЯ ФИНАЛЬНАЯ ПЕСНЯ-ТАНЕЦ

Тихо-тихо в ночь, эх,
Да святую!
Всяку нечисть — прочь, эх!
Подчистую!

На Диканьке чтой-то бес
Эх, шалит, поганый!

А ну гони его с небес, ух!
Ишь, отродье чертово!

Тихо-тихо в ночь, эх,
Да святую!
Всяку нечисть прочь — эх!
Подчистую!

Гоголь-моголь много врал,
Ой, все строчил в тетрадку!
Да будто месяц черт украл, ну!
Так мы и поверили!

Тихо-тихо в ночь, эх,
Да святую!
Всяку нечисть прочь — эх,
Подчистую!

Только скучно без вранья —
Ой, точно без горилки!
Как подымешься с ранья — ну,
Надо бы приврать чуток!

ТЁТКА. Ну, вот! Расшумелись, раскричались, на ночь глядя! Бельё разбросали, плетни повалили, бочки пораскатали! Эх вы, дурни старые, связались с молодыми!

 

Нагибается, чтобы подобрать разбросанное бельё. Старый казак шлёпает её по заднице. Тётка замирает оторопев. Казаки и девушки кладут плетень, как крышку стола, на него стелют простыни, как скатерти и ставят еду и питьё. Старый казак и Фома Фомич берут Тётку под руки и сажают во главу стола. Старый казак подсаживается к ней.

Тихо на гумне, эх,
Ой, неплохо!
Приходи ко мне, эй,
Слышь, Солоха!

Звезд алмазный хоровод —
Эх, спаси-помилуй!
И Христос родится вот-вот — да!
Поцелуемся, кума!

Тётку и Старого казака растаскивают, а на их место садятся Оксана и Вакула.

Тихо-тихо в ночь, эх,
Да святую!
Всяку нечисть прочь — эх,
Подчистую!

Сад под снегом, как в цвету,
Эх, в белом полушалке…
Ну, до чего же в ночь святу, ой,
На Диканьке весело!

КОНЕЦ.

bottom of page